Княжеские трапезы - Страница 91

— И чего же мне не хватает?

— Духов, Ваша светлость, хороших духов.

— Зачем? От меня плохо пахнет?

— Наоборот: от вас пахнет настоящим самцом и настолько сильно, что от вашей шевелюры летят искры. Но человек вашего ранга и положения должен иметь духи, и не просто какие-нибудь. Я хотела бы, чтобы вы попробовали «Нью-Йорк» Патрисии де Николаи; это запах свежести с чуть пряным ароматом. Вы придете за ними?

— Нет.

— Чертов принц! — сказала Элоди. И повесила трубку.

Эдуар улыбнулся. Его забавляло, что обостренное алкоголем желание Элоди настолько ударило ей в голову, что она даже стала его оскорблять.

Юлаф во время разговора не шелохнулся; этот тип, вероятно, мог часами сидеть неподвижно.

Его присутствие стало для князя невыносимым, и он решил от него отделаться. Но телефон зазвонил снова. Он подумал, что это, вероятно, снова Элоди, которая звонит, чтобы извиниться. Это действительно была Элоди, но она не собиралась извиняться.

— Я вам говорю об эротике, а о самом главном забыла: насчет праздника в пятницу. Какую музыку вы предпочитаете?

— Я собираюсь его отменить, — сказал Эдуар.

— Князь, вы сошли с ума! Отменить, когда уже заранее, за полмесяца, были разосланы пригласительные билеты, и все гости приняли приглашение!

— Мы найдем вескую причину и позвоним каждому с извинениями.

Элоди была на грани истерики.

— Опять ваши причуды, князь? Но только не в Швейцарии, Ваша светлость. Здесь не принято отменять то, что запланировано. А капризы считаются плохим тоном.

— Отлично, — сказал Эдуар, — считайте, что я ничего не говорил.

— Браво! Теперь ответьте на мой вопрос: какую музыку вы хотите?

— Музыку? Не знаю, какой-нибудь дешевенький трюк.

Дмитрий Юлаф вдруг неожиданно вышел из своего состояния прострации и поднял руку.

— Что такое? — спросил у него князь.

— Музыку! — повторил Юлаф. — Я и трое моих друзей! У нас прекрасная группа. Цыганская музыка; очень, очень красивая!

Эдуар сказал:

— Не волнуйтесь, Элоди. У меня есть то, что нам нужно.

Вот с такой легкостью он распорядился своей судьбой.

32

Розина была убеждена, что в ближайшее время Фаусто вернется, так как он оставил свое барахло в ее новых вагончиках: транзистор, два колеса, спортивный костюм, рекламирующий фирму «Пежо», связку ключей и фотографию, где запечатлены были Фаусто Коппи (настоящий) и Джино Бартали, обменивающиеся флягами при восхождении на перевал.

В любом случае он должен был прийти днем или ночью, чтобы забрать свои сокровища. Зная его трусливый характер, Розина предполагала, что скорее всего это произойдет ночью, ибо он боялся сцен, упреков, ссор. Ожидая ночного возвращения, Розина прикрепила к двери колокольчик, который бы разбудил ее при появлении Фаусто.

Колокольчик зазвонил на четвертый день, ранним утром. Розина быстро встала и вышла — в ночной сорочке, в стоптанных старых туфлях. Фаусто стоял в дверном проеме. Розина улыбнулась ему.

— Когда я была совсем маленькой, отец брал меня на рыбалку. На конец своей удочки он всегда прикреплял бубенчик. Начинается трезвон — он спешил подсечь рыбу. Привет, чемпион, ты переезжаешь или меняешь улицу?

Она говорила дружелюбно, но очень быстро, чтобы побороть свою ярость. Розине не хотелось, чтобы их отношения закончились сценой ревности.

— Итак, ты нашел свеженькое тело, Казанова? Кто она? Официантка из бара или продавщица из супермаркета?

Фаусто, казалось, размышлял, а потом набрался смелости и сказал:

— Ты мне осточертела!

— Лестное замечание, чемпион. Из тебя вышел бы неплохой адвокат.

У него была огромная сумка, в которую он запихивал свои вещи.

— Ты хотя бы заметил, что строительство закончилось? И теперь мою территорию никогда больше не назовут «строительным участком»?

Фаусто молчал.

— По крайней мере, пока ты не удрал, ты должен знать: все это я делала ради тебя. Я не могу сказать, во сколько мне это обошлось, так как я тратила, не считая. На это ушли все мои деньги. Пожертвуй тремя минутами, чтобы посмотреть на все это, окажи мне последнюю любезность.

Розина взяла его за руку, увлекая за собой. Фаусто резко отдернул руку, но пошел следом. Они направились к котловине; в лучах утреннего солнца кольцо асфальта блестело, словно рыбья чешуя.

— Что это такое? — спросил итальянец. Розина взорвалась.

— Он еще спрашивает, что это! Ты мудак или велосипедист? Велодром, олух! Я думала, что ты будешь здесь тренироваться со своими одноклубниками. Мы бы устраивали тут региональные отборочные соревнования. В центре был бы буфет, где подавались бы напитки, картошка фри, сандвичи. Это было бы так здорово и называлось бы все это «Велодром Фаусто Феррари».

Розина смутно надеялась увидеть на его лице хоть какие-то признаки волнения, но там не было ничего, кроме презрения и оцепенелого изумления.

Фаусто, глядя на Розину, покрутил указательным пальцем у виска.

— Где ты видела такие велодромы? Эта штуковина абсолютно плоская, непригодная к виражам. Здесь только можно кататься на роликах. Надо быть круглой идиоткой, чтобы строить велодром, не имея о нем никакого понятия! Пока, старая развалина!

Розина не смотрела, как он уходил, а тупо глядела на свое бесполезное детище до тех пор, пока не затихли звуки удаляющегося мотора.

* * *

— Но кто тебе наговорил весь этот вздор! — возмущалась Гертруда. — Держу пари, что это впавший в маразм Вальтер?

— Вовсе нет, — солгал Эдуар. — Меня обеспокоил визит вашего банкира.