— Точно! — ответил Эдуар; сердце у него сжалось. Откровения бабки поразили его. Значит, он прожил первые годы своей жизни в тюремной камере! Напрягая память, Эдуар прикрыл глаза, надеясь вызвать какие-нибудь картины из прошлого. Он представлял себя малышом в камере, где, наверное, воняло грязным женским телом и скисшим молоком. Его чувства пришли в смятение. Жалко было Розину, а еще жальче себя самого. Эдуар понял, что для него самым большим счастьем в жизни будет рождение ребенка, но он заранее жалел это дитя — ведь его отец был заключен в тюремную камеру!
— Ну и побледнел же ты, — отметила Рашель, — наверное, мне не следовало рассказывать тебе об этом.
Главное, не говори ничего толстухе, а то она мне глаза выцарапает!
— Не беспокойся, ничего не скажу. А после выхода из тюрьмы?
— Она снова начала крутить со стариками, но теперь стала осторожней. Всякие у нее были: скряги, развратники, гуляки. Но Розина всегда успевала уносить ноги подобру-поздорову. Ее специальностью были вдовцы без детей; как только у этих недоделков помирает их мегера, так за них тут же принимаются снохи, проверяют, сколько денежек они тратят. Обычно ругают свекровей, но снохи — те похлеще. Они накручивают своих мужей, заставляют стариков делать им подарки, подписывать дарственные. А за всем их притворством скрывается настоящая подлость. Я даже знавала одну такую, она заводила своего свекра, чтобы добиться от него подарков: серебра, драгоценностей и всего такого прочего. Да это наша бакалейщица. Я собственными глазами видела, как она показывала старику свои прелести, дергая его при этом за пипиську.
Эдуар вернул Рашель к интересующему его сюжету:
— А что же я делал на этом параде стариков?
— Все случилось как нельзя лучше: умер твой дед, я смогла возобновить отношения с Розиной и взять тебя к себе, как ты уже знаешь.
Выпив маленькими глотками весь стакан, Рашель с мольбой протянула его внуку. Эдуару не хватило мужества отказать ей.
— А ты не выпьешь, Дуду?
— У меня нет жажды.
— А это можно пить и просто так. Если пьешь, чтобы утолить жажду, это не считается.
И старуха сделала солидный глоток, жидкость прошла по пищеводу с утробным звуком.
— Знаешь, что я скажу тебе, Дуду! Розина дорожит своим хахалем, потому что он единственный молодой тип в ее жизни. У него мускулистые ноги, выглядит он на двадцать шесть лет, вот она в нем души и не чает. Этот гонщик трахает ее три или четыре раза подряд, а она-то привыкла иметь дело со старой рухлядью, закутанной до фланелевое одеяло. Так что настал праздник и для ее пиписьки! Нужно войти в ее положение.
Старуха отрывисто рассмеялась.
— Ну, точно — передача мыслей на расстоянии: смотри, кто явился!
Обернувшись, Эдуар увидел Фаусто Коппи на своем сверкающем фиолетовом велосипеде.
— Представляешь, а ведь я только что о нем говорила! — пришла в восторг от совпадения старуха.
Гонщик слез с велосипеда и, держа его за руль, подошел к двери.
— Здравствуйте! — сухо сказал он. — А Розины нету?
Эдуар обратился к бабке:
— Моей бедненькой мамочки нет дома?
Старая пьянчуга икнула и подмигнула внуку.
— По-моему, она отправилась в Париж отсосать у одного своего хахаля, — сказала Рашель.
Хладнокровие покинуло Фаусто.
— Когда я был здесь в последний раз, какой-то шутник намазал мне седло клеем, — заявил он.
— Наверное, не сладко пришлось на спуске, ведь там нужно привставать! — высказал свое мнение Эдуар.
— Если кто-то нарывается на неприятности, то я готов их устроить! — сказал «чемпион» со своим прекрасным лигурийским акцентом.
Фаусто был худ, почти тщедушен в верхней части тела, что резко контрастировало с чудовищно выпирающими на ногах мускулами. Он состоял как бы из двух частей, как и мадам Лаважоль, сидевшая за учительским столом.
— Милый крутильщик педалей занервничал? — спросила Рашель, предвкушая наслаждение: в воздухе запахло порохом.
Эдуар покачал головой.
— Да что ты, ба! С какой стати ему нервничать? Ведь ты не нервничаешь, а, гонщик?
Побледневший Фаусто Феррари вцепился в руль велосипеда.
— Я тебя спрашиваю, нервничаешь ты или нет, понял, ты, Гонщик-быстрее-ветра? — переспросил Эдуар с любезной улыбкой.
— Вы ищете неприятностей! — вяло повторил гонщик.
Бланвен наградил его такой мощной пощечиной, что Фаусто выпустил из рук руль велосипеда и упал.
— Вот что называется «искать неприятностей»! — заявил Эдуар. — С таким ничтожеством, как ты, даже кулаки пускать в дело не требуется, достаточно и пощечины! А теперь катись, от тебя воняет!
Подняв велосипед, Бланвен передал его Фаусто.
— Когда-нибудь я намажу тебе седло не клеем, а серной кислотой. Посмотрим, как задымятся твои яйца!
«Чемпион» поднялся, глядя на врага с ненавистью и страхом.
— Но ведь я ничего вам не сделал! — сказал Фаусто; других аргументов он не нашел.
— Откуда ты знаешь?
Феррари схватил велосипед и вскарабкался на него без своей обычной удали. Его левая щека начала вспухать.
Противники смерили друг друга взглядами.
— Забудь сюда дорогу, — посоветовал Эдуар, — мне так хочется стать по отношению к тебе несправедливым.
Глядя на плачущую Нину, Розина удивлялась, что страдания кузины не трогают ее — она считала их преувеличенными. Нина всхлипывала, как мышка, губы у нее кривились. От переживаний ее экзема проступила еще больше.
— Ну же, ну же, — не выдержала Розина, обнимая Нину за шею, — необратимой бывает только смерть.