Княжеские трапезы - Страница 10

Прежде чем отправиться в госпиталь, Бланвен заглянул в придорожное бистро, уже открытое к этому часу. Совершенно неправдоподобные личности толпились у стойки. Они выбирались из сна, как из болота, молча пили кофе или спиртное. При этом руки у них дрожали. В бистро пахло немытым человеческим телом и бодряще — кофе и свежими круассанами, только из печи.

Эдуар заказал себе большую чашку черного кофе, дважды, по рассеянности, насыпав туда сахара, отчего кофе приобрел тошнотворный вкус. Все же осилив эту бурду, он снова пустился в путь. Ночь, казалось, растворялась в вязком дожде, заливавшем узкое лобовое стекло «ситроена». Вести эту древнюю машину, состоявшую из одних углов, было настоящим подвигом: надо было привыкнуть к ней, «прочувствовать» ее.

Почти пустынная автостоянка перед госпиталем блестела при свете фонарей.

Эдуару почему-то вспомнились фотографии смертной казни через гильотинирование, совершавшейся на бульваре Араго. Такие снимки он видел у одного своего клиента, журналиста. Они выглядели так же драматически, как и эта стоянка, из-за сумерек, света фонарей и дождя.

Выйдя из автомобиля, он поднял воротник куртки и не спеша направился к входу. Эдуар считал, что бегущий человек, если только дело не происходит на стадионе, теряет свое достоинство, пусть даже он опаздывает на автобус или поезд.

В этот час госпиталь находился в руках уборщиков, в большинстве своем африканцев и арабов. Они мыли выложенный плиткой пол разнообразными хитроумными приспособлениями, изрыгавшими пенную воду, крутящимися щетками — все это оборудование было установлено на яркой тележке. Уборщики не обратили никакого внимания на Бланвена, что и позволило ему без помех добраться до реанимации. Тут-то путь Эдуару загородила ночная дежурная:

— Это вход для персонала, посетителям сюда нельзя!

Эдуар недовольно взглянул на нее.

— Я доктор Бланвен! — сухо заявил он, направляясь к кровати, которую вчера занимала Наджиба.

Эдуар думал, что кровать будет пуста, настолько мрачные одолевали его предчувствия, поэтому он даже вздрогнул от облегчения, увидев девушку, укрытую одеялом. Она занимала совсем немного места, казалось, что Наджиба наполовину была погружена в белую воду, из которой торчали только ее голова и часть торса.

Когда Эдуар склонился над девушкой, ее веки вздрогнули и поднялись. Он подумал было, что она пришла в сознание, но понял, что ошибся: ее взгляд по-прежнему ничего не выражал. Наджиба смотрела на него, но не видела.

— Здравствуй, — прошептал Бланвен, отыскивая под одеялом руку девушки.

Выражение лица Наджибы ничуть не изменилось; единственное, что она могла — это поднять веки. Ночная дежурная тронула Эдуара за руку.

— Вы ведь не врач, — беззлобно сказала она, — вам нельзя здесь оставаться.

В коридоре слышался шум моторов моечных машин, временами их резиновые бамперы глухо стукались о двери.

— Да, я ухожу, — ответил Эдуар, не трогаясь с места.

Кивнув в сторону девушки, он спросил:

— Как по-вашему, она выкарабкается или нет?

Дежурную, маленькую брюнетку, по всей вероятности, испанку, очевидно, возмутила сама жестокость этого вопроса:

— Вы с ума сошли — говорить такое при ней! Может быть, она слышит вас.

— Если она слышит меня, значит, она спасена! Привет, Кармен!

Эдуар круто развернулся на каблуках. Ему казалось, что он уносит с собой обещание. Во всяком случае, надежду!

4

Чтобы пробраться через грязь, Розина надела зеленые резиновые сапоги. Она смотрела, как громадный бульдозер карабкается по пустырю с угрожающей грацией стального чудовища.

Огромный ковш со страшными клыками вгрызался в земную плоть, вырывал из нее черноватого цвета кусок и укладывал его по кромке ямы. Затем махина возвращалась за новой порцией глины, с отчаянным ревом, который, казалось, невозможно было вынести, но папаша Монготье и ухом не вел.

Старик был похож на Филиппа Петена, правда, с той оговоркой, что маршал Франции никогда бы не просыхал; невоздержанная жизнь и винище окрасили нос и скулы рабочего в фиолетовый цвет. Папаша Монготье носил каскетку легионера, что усиливало его сходство со знаменитым маршалом. Он ловко управлялся с бульдозером, но из-за малого роста его с трудом можно было разглядеть в стеклянной кабине.

Подойдя поближе к бульдозеру, Розина сделала знак остановиться. Монготье включил нейтральную передачу, но не заглушил мотор, потому общаться было все равно совершенно невозможно. Розина приказала выключить зажигание. Тишина наступила внезапно, в ней было что-то грубое.

— Привет, Гюсту! — бросила Розина.

Старик опустил стекло кабины.

— Здравствуйте, мадам Бланвен! Нашли у двери покупки, которые вы заказывали?

— Да, спасибо.

— Клементинов в лавке не было — сезон закончился, так что я купил апельсинов.

— Правильно сделали. Скажите, вы видели в канаве воду? Она все время поднимается.

— Я знаю. Но в конце концов она остановится.

— А если не остановится?

Старик покачал головой:

— Тогда посмотрим…

— Что посмотрим-то, бедняга Гюсту? Если канава наполнится водой, мой проект рухнет ко всем чертям!

— Что-нибудь придумаем, — успокоил старик, — можно будет вырыть траншею, чтобы отвести воду в сторону.

— В сторону — это значит к соседям, — заметила Розина, — вряд ли они обрадуются, увидев у себя на участке невесть откуда взявшийся ручей. Сюрприз окажется не из приятных.

— Ручей — это ручей, — отрезал Монготье. — Вы первая пострадали от него, другие тоже должны смириться: у природы свои причуды.